Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Уральской горнозаводской легендой интересовались и до Бажова. Отдельные легенды и предания записаны в очерках В. И. Немировича-Данченко «По Уралу и Каме», в книгах Д. Н. Мамина-Сибиряка. Однако именно Бажову суждено было первому по-настоящему «открыть» ее, осмыслить научно и философски, ввести в мир большой литературы.
Более полувека отдал он изучению, осмыслению уральской горнозаводской легенды — полусказки-полубыли. Уральская старина сделалась основой его творчества, фоном, который он расцвечивал яркими красками, легенда — отправным пунктом, сюжетом.
И не только легенда питала истоки его творчества. Все, конечно, читали сказ «Иванко Крылатко». Под этим именем в сказе выведен реально существовавший человек, замечательный мастер гравировки по стали Иван Бушуев, живший в Златоусте в первой половине прошлого столетия. Он считался лучшим гравировщиком фабрики холодного оружия. Знатоки сразу узнавали его работу по точному, ясному рисунку, по уверенной, твердой «руке». Почти все сделанные им вещи теперь хранятся в музеях как редкости. Иногда они обнаруживаются и в частных коллекциях или просто у случайных владельцев.
Так, однажды, в Свердловскую картинную галерею, уже вдолге после смерти Бажова, принесли нож и предложили купить. Нож был гравирован: на одной стороне лезвия изображалась сцена охоты на медведя, на другой — на кабана. Вековая ржавчина попортила узор золотой, но не сумела уничтожить подпись: «И. Бушуев. Златоуст. 1824 года». Это была работа Иванка Крылатко! В другой раз принесли старинный клинок с тонким, изящным рисунком в античном стиле. На нем тоже оказалась надпись: «И. Бушуев, 1823 год. Златоуст». Тоже работа легендарного Иванка Крылатко.
Вероятно, за свою жизнь Павел Петрович немало перевидал, перещупал своими руками таких клинков из знаменитого златоустовского булата, с клеймами знаменитых мастеров.
Очень удачно Пермяк определяет бажовские сказы как «былевую небыль», подчеркнув, что речь в них ведется «о таинственном, но не тайном, о волшебном, но рукотворном». В доме на улице Чапаева, 11, в Свердловске, переплавлялись виденное, слышанное, почерпнутое из самых разнообразных источников.
В «Малахитовой шкатулке» встает Полевское, встает весь наш богатый и славный край — Урал, но это не простая фотография: в виденное и слышанное автор вдохнул свою душу, и, таким образом, путешествие, которое мы совершаем сегодня на улицу Чапаева, хотя оно и служит продолжением все того же волнующего путешествия по местам рождения бажовских сказов, — это уже путешествие в другую область — в область человеческого духа, который и является единственным и полновластным хозяином всего, что есть на земле. Сличите то, что вы узнали из рассказа о поездке в Полевское, с тем, что содержится в «Малахитовой шкатулке», и, может быть, это поможет вам разобраться, как природа и живая история края отражаются в художественном творчестве, откроется тайное тайных: как создаются книги.
…Он работал над сказами долго, тщательно — годами. Медленно копилось богатство «Шкатулки». Каждый сказ рождался ценой тяжких усилий, в муках, как и всякое истинное произведение искусства. Труд в высшей степени кропотливый, даже изнурительный, но…
«Медленнее-то писать — лучше», — неоднократно замечал Павел Петрович. Так говорить о работе литератора мог только человек истинно талантливый и беспощадный к себе.
«Вдохновение не любит ленивых». Эти слова принадлежат Петру Ильичу Чайковскому, который сам был великим тружеником. Но кажется, что их сказал Бажов. Во всяком случае, к нему вдохновение приходило через большой, напряженный труд.
Он много думал о вопросах писательского мастерства. Его изумляло мастерство Чехова, умевшего двумя-тремя точными штрихами нарисовать всего человека так, что тот вставал как живой. Помните разговор у вокзала по поводу портрета вашего знакомого…
Главное же — добиваться полной идейной ясности, четкого осуществления замысла.
Примечательно, что, рисуя события далекого прошлого, Бажов не оставался в стороне требований своего времени. Постоянная работа над историческим материалом не привела его к любованию стариной, забвению вопросов современности. Наоборот! Все творчество замечательного уральского сказочника, как назвала его газета «Правда», учит смотреть на прошлое с позиций современности. И поэтому П. П. Бажов — по праву глубоко современный, советский, партийный писатель, хотя писал он сказы о явлениях и вещах, отдаленных от нас целыми столетиями. В этом проявилась политическая зрелость писателя.
Не так уж часто выпадает на писательскую долю, чтобы основная мысль, выраженная в его произведении, вошла в арсенал идей, зовущих человечество на борьбу за светлое будущее. Достигнуть этого — счастье для писателя. Бажов познал это счастье.
Его «живинка в деле» стала символом рабочей смекалки, неустанного стремления двинуть вперед свой труд, сделать его искусством, добиваться новых высот мастерства. Это выражение стало теперь крылатым, его знает каждый советский рабочий.
Замечательно определение советского демократизма, данное им однажды. Вспоминая об огранке изумруда, которую назвали теплой, потому что обработанный камень «не только ровно излучал свет, но и казался теплым на руке», Бажов писал:
«…Сила вовсе не в том, что у нас кузнец и академик, директор большого завода и оперная певица, доярка и конструктор самолетостроения могут идти в одном ряду, спокойно меняя порядок. Сила в другом. У нас в условиях советской демократии, это никого не удивляет, — как самое простое, обычное, рядовое. У нас каждый, где бы он ни стоял — вверху или внизу, справа или слева, — чувствует себя одинаково близко к основному узлу, одинаково освещен и согрет, если сам не замшел, не отсырел, не запылился.
В этом именно объяснение единства действия нашей демократии, той силы и тепла, какие излучает наша страна».
Напоминая постоянно своим товарищам по ремеслу, что «все в писательском котле должно перекипеть так, чтобы получилось новое качество», сам он действительно создавал это качество — качество большой партийной литературы. И в этом — самая большая победа писателя.
Встречаясь со знакомыми на улице, на собрании, в театре, на традиционный вопрос: «Как живете?» — Павел Петрович частенько отвечал стереотипной фразой:
— Живой еще.
Эти два слова стали у него в последние годы привычной формулой ответа на приветствие.
Здоровье его к этому времени значительно пошатнулось, начали одолевать старческие недуги. Он понимал, что срок жизни истекает, и, по-видимому, не раз думал об этом, принимая это с той спокойной, трезвой рассудительностью, которая была так характерна для всего образа действий Бажова, для склада его мышления.
Мучило сознание, что многое еще остается нереализованным, голова была переполнена планами, для выполнения которых требовались годы и годы… Пришло подлинное мастерство, достигаемое усилиями целой жизни, но кончались силы. Бренность тела вступила в непримиримое противоречие с ясностью духа, плодовитостью ума, достигшего полной зрелости.
Очень редко это прорывалось наружу.
Как-то показывал «вечный календарь»,
